АНДРЕЙ ИСАЕВ: «МЫ С САМОГО НАЧАЛА ДОГОВОРИЛИСЬ, ЧТО ЗАДАЧА — СОХРАНИТЬ СТРАНУ»

История создается не сама по себе — ее творят люди. Андрей Исаев — историк, педагог и опытный политик, который не только был свидетелем создания «Единой России», но и принимал в этом непосредственное участие.

АССОЦИАЦИЯ УДЕЛЬНЫХ КНЯЖЕСТВ

Андрей Константинович, в начале 2000-х страна только вставала на путь политической стабильности после тяжелого десятилетия. Какой была политическая система в тот момент? В чем была ее главная проблема?

— В 90-е годы российская цивилизация претерпела острейший кризис. Второй за столетие. Первый был в 1917 году. И оба сопровождались крахом государственности, на которой была построена российская цивилизация в тот момент. В этот раз завершился красный проект большевиков. Он закончился распадом Советского Союза. Это сопровождалось глубочайшим экономическим кризисом, который начался еще в середине 80-х годов и в 90-е продолжался. Как следствие, произошел социальный кризис. Закрывались производства, разрушались производственные цепочки, был нанесен удар по населению, уровень жизни снизился в несколько раз. Главной жертвой пала научно-техническая интеллигенция, которая была главной движущей силой состоявшейся в 1991 году революции. Именно она и потерпела больше всего урона в результате этой революции. Представители научно-технической интеллигенции сплошь и рядом начали превращаться в челноков, в мелких торговцев, чтобы просто выжить и как-то существовать.

К власти в результате революции 1991 года пришли радикальные либеральные силы, которые были убеждены в том, что необходимо построить в России максимально свободную рыночную экономику, «невидимая рука рынка» все отрегулирует и Запад с распростертыми объятиями примет нас в «дружную семью демократических народов». Это были иллюзии того времени, которые так или иначе разделялись основной массой населения в начале 90-х годов. Но за этими иллюзиями, как всегда, когда мы имеем дело с либерализмом, стоял вполне конкретный экономический интерес. Это был интерес буржуазии, в первую очередь финансовой буржуазии, которая реально получила власть.

В 90-е годы в обиход вошел такой термин, как «олигархи». Сейчас по инерции олигархами иногда называют просто богатых людей. Но это некорректно. Олигархи — это не просто богатые люди, это люди, которые концентрируют в своих руках богатство и за счет него объективно получают власть в стране. В 90-е годы им принадлежали средства массовой информации, они влияли на назначение чиновников, губернаторов, на проведение государственной политики. И из-за этого, на мой взгляд, произошло продление, пролонгирование начавшегося кризиса.

В последние годы мы много слышим рассуждения о том, что раньше было столкновение двух систем – социалистической и капиталистической, а сейчас это столкновение ушло на второй план, у нас остались только геополитические разногласия с Западом, которые могут быть регулированы. Это не так. Столкновение систем как было, так и сохранилось. Дело в том, что Россия изначально строилась как система, где государство доминирует над капиталом, служилое сословие над купечеством. Запад, в первую очередь англо-саксонский мир, построен по обратному принципу: государство обслуживает интересы капитана. В этом смысле критика Маркса абсолютно справедлива. Его схема полностью подходит под западную модель, где Банк Англии и Федеральная резервная система являются частными лавочками, печатающими от лица государства деньги, где важнейшие компании, проводящие международную политику, типа Ост-Индской или Всемирного института реконструкции и развития, тоже являются частными лавочками, но обладают государственной поддержкой и государственным полномочиями. Большевики довели нашу систему до логического тупика, попытавшись убрать буржуазию вообще и оставив только государственный аппарат. Это привело к краху. Китай, как мы знаем, вышел из этой ситуации, восстановив буржуазию, но сохранив государственный контроль. У нас произошла попытка перехода к западной модели, в которой буржуазия находится сверху. Но каждый раз, когда у нас буржуазия оказывается сверху, происходит развал страны. Так было два раза. Несколько месяцев в 1917 году и в 1990-е годы. Причем помимо развала страны, происходит ее подчинение внешним интересам. Это не случайно. Дело в том, что российская буржуазия не самостоятельна. Она либо будет подчиняться государству и тогда работать в национальных и государственных интересах, либо, если она оказывается над государством, то она подчиняется тому, кто производит богатство – финансовому капиталу англосаксов. Сказано в Писании: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Где доллары, там и наша буржуазия. Это привело к дальнейшему углублению политического кризиса.

Исполнительная федеральная власть сконцентрировалась в руках радикальных либералов. Парламент при этом занимал совершенно другие позиции. Он был разношерстным, но все-таки гораздо более левым и гораздо более пропатриотическим, чем федеральная исполнительная власть. Между ними не было единства, поэтому страна во многом управлялась указами, бюджеты регулярно секвестировались, законы тормозились и инструментарий государства для решения возникающих проблем — экономических, социальных — был крайне узок. На это накладывался продолжающийся распад государства по национальному признаку, который был заложен еще в 80-е годы. Четыре субъекта Федерации объявили себя субъектами международного права и сказали, что их законы выше российской Конституции. Один субъект, захваченный террористами, вообще воевал со всей страной. Одним словом, кризис углублялся. Это вызывало отчаяние, неверие народа в свое будущее, в свою судьбу. Поэтому избрание Путина в 2000 году Президентом — практически мирная революция. Народ проголосовал за резкую смену курса, за восстановление страны, за начало ее возрождения.

Почему создание сильной партии стало необходимостью, а не просто очередным политическим проектом? Было ли осознание, что без партийного большинства в парламенте страна может столкнуться с новыми политическими кризисами?

— Дело не только в партийном парламенте, без которого действительно невозможно было проводить никакие решения (мы это уже видели на примере 90-х годов). Нужна была партия, которая связала бы страну воедино. В 90-е годы страна во многом напоминала ассоциацию удельных княжеств. Ярким примером является тогдашний Совет Федерации. Напомню, что в него входили губернаторы и председатели заксобраний. Это означало, что губернатор, возглавляя всю исполнительную власть у себя в регионе, пользуется неприкосновенностью, то есть неподконтролен тем же правоохранительным органам, и еще на «съезде князей», чем по сути дела и был Совет Федерации, может накладывать вето на федеральные решения. В этой ситуации нужна была политическая партия, которая свяжет воедино распадающуюся страну и обеспечит проведение курса, который у людей ассоциируется с именем Президента.

Создание партии — это всегда выбор: между компромиссами и принципами, между прагматизмом и идеологией. Что стояло в центре концепции «Единой России»?

— Я могу сказать, что «Единой России» удалось изложить свою идеологию короче всех: в своем названии — «Единая Россия». В этом и была суть нашей идеологии. Мы должны были объединить страну в географическом и государственном плане, а также объединить общество, которое тоже распадалось на различные противоборствующие группы. Это была, по сути дела, партия, которая поставила своей задачей сохранение российской цивилизации. И в случае, если бы не пришел Путин, не была создана «Единая Россия», можно сказать, российской цивилизации грозил бы абсолютный крах. Ее дальнейший распад стал бы неизбежен.

Поэтому, когда говорят, что наша Партия не обладала идеологией, это неверно. Ее идеологией стало сохранение и укрепление российской цивилизации как отдельной цивилизации, проведение курса, который в те годы назывался центризмом. Имеется в виду не возврат в коммунистическое прошлое, что невозможно, и не безоглядное заигрывание с Западом.

«ЕСЛИ Я СЕЙЧАС НЕ ПОДДЕРЖУ ПУТИНА, Я СЕБЕ ЭТО В БУДУЩЕМ НЕ ПРОЩУ»

Насколько сложно было объединить под одной крышей тех, кто прежде представлял разные политические движения? Что их объединяло?

— Действительно, в момент, когда было принято решение о создании Партии «Единая Россия», существовали две основные центристские политические силы — это «Единство» и блок «Отечество — Вся Россия». Выборы в Госдуму в 1999 году фактически стали дуэлью между этими двумя организациями. Как многие говорят, внутривидовая борьба всегда жестче, чем борьба межвидовая. Здесь фактически было сражение за центристскую нишу в российской политике. Разумеется, такое разделение на два блока было болезненным, потому что в каждом регионе кому-то не находилось места в одной организации, он обижался и переходил в другую. В ходе самой борьбы полемика велась в крайне жесткой форме. Кампании 90-х годов чаще всего проходили со взаимными личными обвинениями, разоблачениями и обидами. И поэтому для того, чтобы начать процесс объединения уже после выборов, обеим структурам потребовалось время, чтобы остыть. Но надо сказать слова благодарности руководству обеих структур, которые поняли, что интересы страны важнее, что между нами нет идеологически непреодолимых разногласий и что сейчас нужно не разделять силы, выступающие в поддержку курса Президента, а объединять их. Однако, конечно же, объединение шло крайне сложно, потому что в каждом регионе у нас были две противоборствующие структуры, которые зачастую возглавлялись людьми, поссорившимися в 99-м году так, что смотреть друг на друга не могли. Я благодарен тысячам наших активистов по всей России, которые во имя интересов страны сумели наступить на горло собственным амбициям, обидам и включиться в процесс создания единой политической Партии. Процесс был крайне сложным и занял, по сути дела, три года. Для нас принципиально важно было, чтобы это была не конфедерация бывших противоборствующих блоков, а единая партия. Чтобы у нас не возникло внутри фракции «Отечество» или фракции «Единство». И это потребовало действительно серьезных усилий как в центре, так и на местах.

Каковы были первые шаги? Что было самым сложным — создать структуру, сформировать идеологию или привлечь влиятельных людей?

— Все было достаточно сложно. Если говорить о структуре, то я уже в ответе на предыдущий вопрос обрисовал основную проблему. Хочу сказать, что нами была использована интересная технология. Руководство Партии летом 2002 года отправилось в поездку по самым отдаленным регионам, где мы лично встречались со многими людьми, в том числе с очень влиятельными, убеждали их вступить в Партию. Многие из них тогда говорили: «Я уже состоял в КПСС, меня предали, я принял решение, что больше в партию никогда не пойду. Путина я поддерживаю, но в политических партиях состоять не хочу». Тем более был негативный опыт попыток создания сверху партии власти: «Выбор России» в 1993 году и «Наш Дом — Россия» в 1995 году. Они довольно быстро распались. Всем казалось, что партия власти — это то, что создается только на один электоральный цикл, а дальше все будет переформатироваться заново. К партиям, которые создавались, распадались, формировали блоки, назывались то так, то этак, у людей, особенно занятых экономикой, крепких хозяйственников, тех, кого называли красными директорами, сложилось очень скептическое отношение. А именно они и были нужны нам в первую очередь, потому что они были у себя на месте провозвестниками нашего курса. Так же как и сильные региональные политики, многие из которых увязли в этот момент во внутрирегиональных разборках: тогда каждый регион был как отдельное государство со своими политическими спорами и интересами. Мы убеждали, мы разговаривали, эти разговоры занимали немало времени. Сводились они к следующему: «Вы поддерживаете Путина только на словах или вы хотите поддержать его на деле? Если хотите — нужно создавать партию людей, готовых на практике проводить тот курс, который он олицетворяет». Я помню один из таких разговоров, в конце которого человек сказал: «Мне не хочется вступать в партию, но, если я сейчас не поддержу Путина, я себе это в будущем не прощу». Таким мотивом руководствовались многие, кто вошел в нашу организацию.

Идеологические проблемы тоже были. Многие люди, которые вступали в Партию, считали себя социал-демократами, социалистами, говорили, что надо делать социалистическую партию. Кто-то считал себя либералом и говорил, что нам нужна партия на либеральных принципах, но патриотическая. Были те, кто позиционировал себя как консерваторы. И дискуссия о том, куда, в какую сторону нам нужно сдвигаться — к социнтерну или к народной партии, — долго велась внутри «Единой России». Но мы с самого начала договорились о том, что, даже если мы потом разойдемся по разным «квартирам», сейчас задача другая. Сейчас задача — сохранить страну, укрепить ее, поддержать курс Президента.

В качестве определенной уступки идеологическим спорам было создание партийных платформ. Люди более левых взглядов объединились в платформу, получившую название социально-консервативной. Люди более правых взглядов — в либерально-консервативную. И наконец, образовалась государственно-патриотическая платформа. Между ними велись достаточно серьезные дискуссии, хотя мы понимали, что мы одна команда.

В практических решениях, которые принимала Партия, тоже вырабатывались наши идеологические подходы. Например, нам очень тяжело дался 122-й закон. Либералы говорили о том, что главное — это эффективная экономика, и тогда не надо будет даже сильной социальной политики, все и так будут неплохо зарабатывать. Социалисты говорили, что главное — это эффективная социальная политика, потому что экономика должна служить человеку. Но именно тогда мы поняли, что данные цели нельзя противопоставлять, их нужно сочетать друг с другом. Сильная социальная политика — это залог эффективной экономики, и наоборот. Одним словом, была серьезная работа по выработке единой идеологии Партии.

НАРОД ХОТЕЛ ВОЗРОЖДЕНИЯ СИЛЬНОЙ СТРАНЫ

Как воспринимали Партию в регионах в первые годы? Лидеры общественного мнения и политики шли в нее с энтузиазмом или приходилось вести сложные переговоры, убеждать?

— По-разному. Были люди, которые сразу поняли, что нужно создавать единую партию. Были те, кто продолжал находиться в региональных партиях и считал, что защита интересов своего региона — прежде всего. Те, кто продолжал придерживаться этих убеждений, сошли в конце концов с политической арены.

Политиков, лидеров общественного мнения поддавливал народ, который однозначно хотел возрождения сильной страны. Те, кто понял эти настроения, даже будучи в 90-е годы условно сепаратистом, защищавшим интересы своего региона, перестроились, активно включились в Партию. Кого-то приходилось убеждать.

Многие думают, что «Единая Россия» с самого начала была доминирующей партией. Но ведь в ряде регионов ей противостояли очень жестко. Где было самое сильное сопротивление?

— Коммунисты не любят об этом вспоминать, но я хочу напомнить, что в конце 90-х годов в половине регионов страны губернаторы были красными, то есть принадлежали к Коммунистической партии. Никакой особенной социалистической политики, которая как-то отличалась бы от политики других субъектов Федерации, они не проводили. Но свою партийную принадлежность достаточно жестко и последовательно отстаивали.

Даже после того, как «Единая Россия» уже завоевала парламентское большинство и стала доминирующей в большинстве регионов, был целый ряд территорий, где наша Партия находилась в оппозиции. Мне, например, посчастливилось представлять в Государственной Думе Владимирскую область, где у власти был губернатор-коммунист Николай Виноградов. И там наша Партия училась работе в оппозиции. Мы не отказывались от поддержки конструктивных инициатив, но критиковали региональные власти, сталкивались с сопротивлением и ограничениями с их стороны. Вопреки позиции губернатора добивались принятия определенных решений. Например, избрания единоросса Владимира Киселева председателем Законодательного Собрания Владимирской области. Губернатор был категорически против, но мы понимали, что, поскольку «Единая Россия» завоевала большинство в заксобрании, пост председателя должен быть в руках нашей Партии. Был еще целый ряд регионов, где возникала подобная ситуация. И это было очень важно для нас. Многие говорили, что наша Партия может работать, только если она находится у власти. Однако есть конкретные живые примеры, когда «Единая Россия» находилась в оппозиции, но добивалась в результате успехов и побед.